Сарматы: полузабытая цивилизация

Сарматская тема в русской культуре уступала по популярности скифской в разы, несмотря на старания осетин (Абаев) переломить эту тенденцию. На дюжину монографий о скифах у нас приходится по паре книг о савроматах и сарматах. Конечно, они неотделимы друг от друга по культуре и языку, тем не менее, связность периодизации и преемство степных культур должны чётко присутствовать в общественном сознании, если мы хотим, чтобы россияне воспитывались на примерах из древней истории России. (На фото: Золотые накладки с шапки сарматской царицы, выкопанные в центре Липецка в 2005 году.)

В данном отношении воронежский археолог Мулкиджанян, в юности первым открывший сарматские курганы по реке Воронежу, предпринял единственный в своём роде опыт – написал художественный роман о сарматах, взяв за основу погребения раскопанных им лично людей, со всеми их артефактами. Сюжет же пришлось отчасти черпать из письменных источников, отчасти додумывать самому. И несмотря на откровенно слитую концовку романа – запрещённый в реалистической литературе приём deus ex machina – в целом опыт можно признать успешным. То, что этого романа нет ни в Интернете, ни в московских библиотеках, говорит о том, что целые пласты нашей культуры были пущены государством на самотёк.

Между тем поднятая Мулкиджаняном историческая проблема важна и актуальна сама по себе. Это проблема роковой племенной раздробленности сарматов, равно как и скифов. Чем больше военных вождей, тем больше вражда между ними, тем чаще одни зовут иностранные силы (Рим, Боспор, даже жалких горцев-тавров и лесовиков-будинов) в коалицию против других.

Вместо протогосударственного объединения ираноязычной степи сколоты, аорсы, сираки, арсии, аланы с упоением убивали, обращали в рабство, изгоняли с насиженных пастбищ друг друга, прибегая к помощи инородцев. И при этом все они исповедовали одну и ту же религию, одни и те же обряды, говорили на слабо отличавшихся диалектах одного языка.

Фабула романа Мулкиджаняна также целиком взята из реальной истории: сначала аорсы громят сираков и меотов, потом нанимаются на гражданскую войну в Боспоре между царями-братьями Котием и Митридатом, грабят крымских скифов и тавров. Краснодарский край, Крым, Ростовская область I века н.э. показаны здесь ярко и убедительно.

Потом с Волги на Дон приходят аланы-катафрактарии, захватывают родовые земли аорсов на нижнем Дону (Ростовская область), вытесняя их в лесостепь и даже лес верхнего Дона и реки Воронеж (Воронежская область), где аорсы-арсии знакомятся с будинами, хорошо известными ещё по Геродоту. Как отмечают археологи, подъём сарматов в Воронежском регионе в I-III веках был столь значителен, что можно говорить о тенденции к формированию первых политий, протогосударств с царями и царицами.

Эти тенденции были прерваны насильно готами и гуннами с двух сторон, а если бы нет? Имели ли бы мы тогда аланоязычную Северскую землю (учитывая вероятное сарматское происхождение самого этнонима "север") и Черноземье?

История России-Евразии как историко-географического целого, первые попытки написать которую предпринял Георгий Вернадский, а затем уже создатели коллективных советских трудов, зиждется на центральной роли степной и лесостепной полосы, от которой иррадиация влияния расходится на север, в лес и тундру, и на юг, в пустыни и горы. Поэтому формативным периодом России-Евразии (применим здесь термин, типичный для археологии цивилизаций Нового Света) был период индоевропейского вообще и индоиранского в частности господства в степях, которое существенно влияло на облик и лесостепи, и лиственных лесов ("скифоидные" культуры), и тотально иранизированных среднеазиатских пустынь, и на Кавказ (во всех отношениях, от иранских религиозных элементов до материальной культуры). Здесь было изобретено лёгкое колесо со спицами, здесь одомашнена лошадь и двугорбый верблюд. Так определялось значение России для всего Старого Света как ключевого передаточного звена и как собственного центра развития.

Под углом этого тезиса нужно решать и более частные вопросы. Например, трагедию лесной полосы Русской равнины в бронзовом веке, когда практически одновременно её, населённую реликтовыми лапоноидами, заселили с востока пришедшие из Западной Сибири финны, прежде всего волосовцы, а с запада – массы индоевропейцев круга культуры боевых топоров: фатьяновцы и балановцы на севере, катакомбники и среднеднепровцы на степном юге (о, я помню те времена, когда Крайнов ошибся в датировке фатьяновской культуры, "омолодив" её на целое тысячелетие).

При этом чем дальше, тем больше финны на всем пространстве до Урала иранизировались и вбирали десятки культурных терминов индоиранских, праиранских и восточноиранских, скифо-сарматских – причём эти три слоя можно отделить – в итоге существенно иранизировав и свою мифологию, и свой генофонд (особенно это касается коми-пермяков, удмуртов, мордвы-эрзи - пожалуй, самого индоевропеизированного по культуре и языку из финских этносов). Но и обратно: сколько индоевропейских волн за три тысячи лет ни проходили в леса, все они, от фатьяновцев до сарматов, растворились в итоге в финноязычной среде. Сарматы лишь стали последними, кто частично (поскольку большинство уехало в дальние края) прошёл через эту трагедию.

Потому-то до сих пор среди историков нет согласия о происхождении названия Воронеж. Одни выводят его от сарматского вару "широкий", другие от чисто гипотетического древнемордовского вур "лес" (в современных мордовских – вирь). Ясно одно: Воронежская, Липецкая, Тамбовская области были зоной пересечения скифо-сарматского и волжско-финского миров, они задали парадигму будущего характера русской культуры, имеющей два крыла, северное и южное.

Отсюда различие в культурном коде Северной и Южной России. В первом случае это финский (и немного балтский, но о балтах в другой раз) по преимуществу субстрат, во втором – индоиранский и конкретно скифо-сарматский, причём синтез этих двух могли обеспечить только лесостепные славяне, продвигавшиеся по рекам.

Это значит, что объективно условия для этого синтеза в Центральной России работали за века и тысячелетия до прихода славян, они работали в ямное, фатьяновское и катакомбное время, они работали в синташтинское и срубное время, они работали в эпоху Геродотовой Скифии и непревзойденного Гелона на Полтавщине, они работали при переселении части сарматов из Южной в Центральную Россию – но всякий раз эти неплохие условия срывались, процесс создания прочного государства срывался. Понадобились славяне, чтобы изменить ситуацию.

Тем не менее, славян невозможно представить без восточноиранского, сарматского компонента в языке и религии, так что бурная история постоянных войн боспорских греков и римлян, скифов и сарматов, тавров, синдов и меотов в первые века н.э.  – это основа будущих очертаний и типичных судеб всего Юга России, от Тирасполя и Одессы до Ростова-на-Дону и Краснодара. Недопустимо держать массовое сознание и тем более школьное образование на "минималках" в этом отношении, нужно широко пропагандировать древнюю историю Южной России (древняя история Северной России существенно менее драматична).

Не может быть случайностью и то, что сам этноним русы/росы, хоть и имеет аналоги в Западной Европе (см. труды А.Г. Кузьмина и Е.В. Кузнецова), достался Руси не оттуда, а от приазовских росов – этноса во всяком случае индоиранского (см. окончательный вывод академика О.Н. Трубачёва). Россия никогда не должна забывать индоиранскую этимологию собственного названия, более того – наша идентичность не может быть оторвана от этих корней, как бы ни старалась тоталитарная секта крайних норманистов.

В религиозном отношении наследие ираноязычных евразийских степей имело два вектора распространения. Первый – к славянам и волжским финнам, что привело к очень заметной иранизации их религий. У славян исконное "див" был заменён иранским "бог", проникли иранские представления о загробном мосте (прочно засевшие в русском народном сознании вплоть до времён пушкинской Татьяны) и ряд типично зороастрийских ритуалов (освещены в статье Пастухова).

Второй вектор иррадиации степной восточноиранской религии – на юг, в собственно Иран и на Ближний Восток, к иудеям и затем в христианство. Как известно, именно иранцам первым было открыто разработанное учение о Мессии, хорошо развитая эсхатология, привязанная к учению о грехе, равно как и центральная роль причастия из чаши.

Последнее, впрочем, вопрос более сложный, поскольку общее индоиранское (а не только) учение о хаоме/соме – это заимствование (со всей сопутствующей лексикой!) из доиндоевропейской, вероятно, дравидоязычной земледельческой цивилизации Анау в Туркмении (известной также как БМАК – Бактриано-Маргианский археологический комплекс). Именно там впервые в мире стали причащаться хаомой из чаши, ещё в эпоху неолита.