Здесь

Здесь не веришь слову и телу,

Каждый орган строго по делу

Утро красится так умело,

Что не веришь, что здесь есть ночь.

Колотун вздымает за ворот.

Здравствуй, финно-угрюмый город

Что был ломан, стрелян, упорот,

Здравствуй, ярко-китайский город,

Третий Мордор, Рай, франко-порт,

Милый континентальный морок –

Пять морей человечьих прочь

И метро подметет прохожих,

И – в нутро, на себя похожих,

Колесует кольцом, но все же

Невредимым дает уйти.

Нет пути для злобного лиха,

И на Лобном месте так тихо

Но кустодиевская купчиха

Наварить успела кутьи.

О, невеста самопогромов

И палладиевых наркомов,

Помнишь ли, как к Белому Дому

Долгорукий ладил ладьи?

И лжеменеджер в польских джинсах

Russiae et Moscoviae princeps

Оборзел и пошел на принцип,

А ему: из пушки – лети!

Ты смотрела, Мара Моревна,

Что ты скажешь, Марья Лексевна?

Что всенощно и повседневно

Здесь ведет бухучет грехам?

Хам лютует – сим власть имеет,

Страсть по-прежнему всем владеет.

По-скуратовски свадьбу деет

Дорогим своим женихам.

Вечно молодым, вечно старым

Бьет с носка и спит под ударом

То французам, а то татарам

Даром лишь перо под ребро.

Переулком хитрит Хитровка,

За Хитровкой следит Петровка,

По копью бережет Рублевка

Свое зло – чужое добро.

Пока пьешь – попадешь на Курский,

Коль свезет – перейдешь до Красной,

Поплетешься тропою русской

Вдоль посольства чужой мечты.

Через неумышленный город,

Краже- и пожароопасный,

Средь уродливой и прекрасной

Ниспадающей красоты.

На Садовом нет места вишням,

Но сорочьим золотом пышным,

Кратковременным небом вышним

Разорится сорокозвон…

И тогда ты стоишь, достоин,

Словно в урне нашел биткоин,

Хоть в Кучковом поле не воин –

Но к чему-то ты здесь нужон.

Обожженный  летним закатом,

Размозженный ласковым матом,

Помнишь, как в девятьсот-распятом

С Баррикадной под танки шел?

До кишок, до костей, ребята.

К стенке Цоя, дети Арбата!

По брусчатке идет «Армата».

Ров, лопата да рок-н-ролл.

Эмокор в похоронной тризне.

Выходи на двор, хоть ты тресни.

Это средняя школа жизни,

Колумбайн десятых годов.

Под асфальт закатана вера,

Но порою жизнь для примера

Жахнет ветхого пионера –

«Будь готов!». Б…, всегда готов.

Мнёт наш век даже баб чугунных,

Дев с веслом безусловно юных.

Урны праха в парках культурных.

Кто здесь лях, кто юнкер – не в счет.

Бей по центру прямой наводкой,

Жги по сердцу черной слободкой,

Лей по кухонькам сладкой водкой,

Потаенной свободки мёд.

На Лубянке ведет итоги

Монумент незримый и строгий.

Ему внемлют ложные боги,

Что стоят на Крымском валу.

Под мостом протекает речка,

На мосту – москвичка-овечка

По-узбекски звенит уздечка

В бесприютном пятом углу.

Тохтамыш отшумел Ордынкой.

Хан Гирей – по Большой Татарской.

Полыхает парчою царской

Красна смерть на весь белый свет.

По террористическим трактам,

С ленской прямотой пролетарской,

До Онеги с тундрой лопарской

На этап твой волчий билет.

Контрамарка в валютной кассе,

Баядерка в лакшери-классе.

На фуршет к партнеру Бокассе

По Кутузе лети винтом.

Над Болотом – звезда балетов.

С синим огоньком пляс скелетов

За умом во Дворец Советов

К Иван Яковличу в дурдом.

И менты, посмотрев чуть выше

Понимают – они не крыша,

Они лишь дорожная каша,

Реагент под ногами тех,

Кто не спит, играя на курсе

Вечных values of Mother Russia.

Поспешай на свой бал, Наташа.

Утро красное – не для всех.

На рассвете – грома раскаты.

Хочешь спать, обложившись ватой –

Но, ты слышишь – идут солдаты.

Да, уходят в зиму солдаты,

И взмывают аэростаты,

В то же самое небо, где

Расцветут по весне салюты

Над Благушей, где люди люты

Над посадом, где отсвет Смуты

За фасадом, где слыть беде.

Заблудиться в Марьиной роще –

Что в трех сёстрах или же проще,

Попадешь, будто кура в ощип,

Словно Осип, не чуя страх.

Never sleeps сей вертеп метельный,

Коль тобольский – бери отдельный

Кабинет и набор постельный.

Яр ярится в ночных лучах.

Дым на набережной редеет.

Бледным пламенем газ не греет

Серым племенем в смоге преет,

Взят на паузу день-деньской.

Там где в Яузу входит крейсер,

Где в подъезде хрипит Тангейзер,

Где московский борзой стритрейсер

Был размазан по всей Тверской,

Многотонной прибит тоской.

О, неспящий в Армагеддоне

Этот град на твоей ладони.

В благодати, но не в законе

Прочитай про свое УДО.

Здесь на чет и нечет разложен

Приневолен и уничтожен,

Всё равно живешь невозможен,

Постигая, Бог знает что.

Что соделал щедро-спесивый,

Седмихолмый, разноречивый –

Спросит судия справедливый.

Смотрим в книгу – молчим в уме…

Только вечер лепечет в ивах,

Только ветер в белесых гривах.

И чужой, немой и счастливый

Бор на Боровицком холме.